- Ничего я про вас, Андрей Владимирович, не знаю, за исключением того, что вы - сын видного чиновника старой России, а ваш отец, князь Владимир Андреевич Друцкой-Соколинский, закончил Императорское училище правоведения, был вице-губернатором в Могилеве, позднее - губернатором в Минске, самым молодым правителем губернии в Российской империи. Это я вычитал из вашего предисловия к его мемуарам. Ну, а на свой счет вы уж меня, пожалуйста, просветите.
- Охотно сделаю это. Начну с того, что революция 1917 года заставила моего отца примкнуть к белому движению. Вместе с Добровольческой армией он оказался на юге России, в Екатеринодаре, работал в штабе генерала Деникина. В 1918 году он женился на Лидии Андреевне Ширкевич, а в 1920-м, со мной восьмимесячным на руках, им пришлось, как и тысячам россиян, покинуть родину.
- Зато не погибли и вас спасли.
- Говорят, самые умные большевики (хоть и немного, но такие были) сожалели о том, что бывшие чины царского правительства, аристократы, представители буржуазии и интеллигенции не пробовали сотрудничать с новым режимом. В молодости меня эта мысль смущала, я думал: может, правда, стоило умиротворить большевиков?..
- Ну, знаем мы примеры такого умиротворения – и что? Те, что сотрудничали, кончили тюрьмой, лагерем или погибли в подвалах ВЧК. Кровавый режим иначе поступить не мог.
- Вы подтверждаете точку зрения моих родителей, с которой я теперь полностью согласен. Итак, мы покинули Россию, морем из Батума, четверо: отец, мать, няня и я. Приплыли к берегам Италии, где у отца были родственники. На первых порах поселились в городе Ла-Специя, у сестры отца, Татьяны, которая была замужем за адмиралом Военно-морского флота Италии. Страна с прелестной архитектурой, историей, пейзажами оборачивалась далеко не прелестной стороной к приезжим, не знающим итальянского языка, без копейки в кошельке. Да и что за дело было итальянцам до каких-то нищих иностранцев, когда они сами переживали тяжелые времена: безумная безработица, страна делала поворот к фашизму. Отцу сорок лет, языка не знает, его диплом русского юриста ни на что не нужен. Фактически наша семья нищенствовала. И не только наша: русские, бежавшие из России, селились, помимо Флоренции, в Риме, Сан-Ремо, в Венеции, Неаполе и Тоскане. Почти всем жилось несладко.
- Зажиточные русские семьи, каких немало было в Италии, не помогали?
- От таких, скажем, богатых беженцев, как Олсуфьевы, Трубецкие, Бутурлины, ждать помощи не приходилось. Они владели имениями, виллами, братались с местной аристократией, с богатыми американцами и англичанами, которых Италия привлекала всегда. Вот американцы-то как раз охотно помогали неимущим русским семьям. Пожив в Ла-Специя, мы переехали во Флоренцию, где в марте 1923 года группа русских эмигрантов решила открыть ресторан. Отец получил место администратора, мать и одна из моих теток стали подавальщицами, дядя матери, который с нами жил в то время, стоял за баром с напитками, а бабушка учила повара-итальянца стряпать русские пироги, блины, пельмени. На первых порах от посетителей не было отбоя, но со временем тех, кто мог заплатить за обед, становилось все меньше, и все больше появлялось «друзей», которые просили кормить их в кредит; «Потом заплатим». Конечно, никто никогда не платил. В общем, затея с рестораном закончилась и вернулось безденежье. К счастью, не надолго. Вам знакомо имя – Олег Кассини?
- Оно знакомо всему миру. Знаменитый американский модельер, ему сама Жаклин Кеннеди обязана своим модным гардеробом.
- Я помню Олега, когда он был мальчишкой, позднее его мировая слава до меня доходила через газеты. Мать Олега, графиня русского происхождения Маргарита Кассини, открыла во Флоренции салон модной одежды, и моя мать у нее работала. А отец по протекции жившей в то время в Италии греческой королевы Ольги (вам, надеюсь, известно, что она из дома Романовых) получил место бухгалтера в банке. После нескольких относительно благополучных лет ударил кризис 30-х годов, отца, конечно, уволили как иностранца, чтобы принять своего, итальянца. Маргарита Кассини закрыла свое дело, лишь оставила небольшое ателье и передала моей матери, чтобы продолжала шить и продавать модную дамскую одежду. Дела и так шли плоховато, а тут еще запахло войной, и семья решила перебраться в Рим, в расчете на то, что в столице дамские платья будут покупать туристы. Но шел 1935 год, итало-эфиопская война. Мировое сообщество осуждало Италию за то, что применила против эфиопов запрещенные газы иприт и фосген, и туризм в стране практически сошел на нет. К тому времени я закончил гимназию в Риме, поступил в университет на инженерный факультет...
- Профессию сами выбрали или жизнь заставила?
- При сложном финансовом положении, в каком жила наша семья, лишь медицина и инженерия могли обещать быстрый и верный заработок. К тому же подростком я любил всякую технику, так что мой выбор особой жертвой не выглядел.
- Похвально, что проявили заботу о семье. Но разве только на вас была надежда? Отец вроде не старый человек...
- Понимаете, он упорно отказывался принимать итальянское подданство, говорил: «Я русским родился и русским помру». Но одно дело подданство и другое – национальность, ее бы никто не мог у него отнять. Его упорство затрудняло ему поиски работы. Так что мать бегала продавала платья, а отец занялся кустарным искусством: на лист фанеры наклеивал какую-нибудь забавную картинку, лобзиком выпиливал из нее отдельные фрагменты - получалась детская игра, по-английски это называется picture puzzles. Выпиливал также фигурки казаков с маленьким календарем в ногах. Все хорошо продавалось.
- Ваш отец нарушил традицию. Русские дворяне в эмиграции обычно шли в таксисты или швейцары, служили кельнерами в ресторанах, пели с эстрады. Об этом много писал Гайто Газданов, который, прежде чем стать известным прозаиком, много лет крутил баранку такси.
- Расскажу вам случай с моим отцом. Италия пока оставалась монархией, а королева, родом из Черногории, неплохо говорила по-русски. Услыхав, что есть в Риме такой чудак, русский князь, который торгует деревянными поделками собственного изготовления, королева, женщина деятельная, мужского, я бы сказал, склада характера, захотела все увидеть своими глазами. Отца пригласили во дворец. Два или три дня он провел в королевской семье, показывая, как выпиливает свои picture puzzles.
- Поразительно, как в свои девяносто три года вы помните все в деталях. Люди много моложе вас не могут похвастаться такой памятью.
- Господь миловал пока, на память не очень жалуюсь, скорее на зрение и слух. Ну вот, потом началась Вторая мировая война, дела пошли совсем плохо. Не скажу, что мы голодали, но недалеко было до этого. Отец заболел, не мог вырезать свои, как мы называли, «пузеля», и в сорок третьем году скончался в возрасте шестидесяти трех лет, не увидев, слава Богу, ужасов разгрома Италии и всей Европы...
- Радуйтесь, что ужасов разгрома, учиненного фашистами в России, он тоже не увидел...
- Да, вы правы, узнать страшную правду обо всех зверствах, чинимых гитлеровской армией на его родине, отец не успел. Но он видел начало разгрома, учиненного в 1917-м большевиками. И когда Гитлер напал на Советский Союз, многие русские эмигранты, поверив фашистской пропаганде, считали его чуть ли не спасителем России от коммунистов. Отец, к сожалению, тоже так думал и рассуждал. Учась на последнем курсе университета, я, чтобы помочь семье, давал частные уроки математики, а получив диплом инженера-энергетика, начал искать работу. В июле 1944 года южная и центральная Италия была оккупирована войсками США и Англии, две страны образовали так называемые Allied Control Commission по восстановлению итальянской экономики. Американская комиссия располагалась в Риме. Как инженер, свободно говоривший на четырех языках - русском, английском, французском и итальянском, - я легко получил работу в отделении комиссии, отвечавшем за реконструкцию электрических сетей страны. Мне платили очень приличное жалованье. На фоне тогдашней стоимости жизни оно выглядело просто баснословным...
- ...что стало большой удачей для ваших близких, вы же были главным кормильцем, я понимаю.
- Этот мой долг я исполнил до конца. Когда американцы ушли из Италии, меня наняла на работу компания CONTEL, она строила и восстанавливала сети высокого напряжения, я там проработал несколько лет, пока не переехал в Лондон, получив предложение более интересное во всех смыслах – деловом и финансовом. Моим опытом в разработке проекта линий высоковольтной передачи между островом Сицилия и итальянским материком заинтересовались англичане, у которых были подобные проекты. Я принял их предложение. Но в Риме оставались мои мать и бабушка, забрать их с собой я не считал возможным. Пришлось, живя в Лондоне, прокармливать двух старых дам в Риме. Конечно, я справился с этим. А в 39 лет в моей жизни случилась большая перемена...
- Дайте мне угадать: вы встретили свою невесту?
- Угадали. А познакомились мы вот как. Австрийская баронесса Инесс Таксис, художница, долго жила в Риме. Она вела свободную жизнь, разъезжала по всей Европе, а двоих сыновей, 10 и 12 лет, которые учились в школе, на время поездки парковала у нас. О том, что она живет в Лондоне, я не знал, пока мать не сообщила ее адрес, попросила навестить и передать привет. Баронессу я нашел, привет передал. В один прекрасный день она организовала у себя в доме коктейль для молодежи... Чувствуете, к чему все идет?
- Вот только что почувствовал!
- На этом коктейле я был представлен моей будущей жене. У нас была разница в возрасте почти 17 лет, но она нашла меня приятным собеседником, а я нашел ее очаровательной и, закрыв глаза, в эту пропасть кинулся. Мы с ней уже отметили пятьдесят третью годовщину свадьбы. Вот и вся история.
- Значит жена ваша - англичанка, и зовут ее...
- По-английски она Силия, а в православном календаре ее имя пишется Сесилия.
- Кстати, когда я вам позвонил, она сняла трубку, убедилась, что моя английская речь оставляет желать лучшего, и заговорила со мной по-русски...
- Мне было бы обидно, если бы моя жена ни слова не знала на моем родном языке. С ее стороны это стало проявлением доброй воли. Немножко подучилась на языковых курсах, немножко я ей помог. Читает свободно, пишет похуже. В общем, мы с ней зажили в полном согласии. В 1960 году меня пригласила к себе, на еще более высокое жалованье, крупная бельгийская компания Sосiete de Traction et Electricite (ныне Tractebel), которая занималась оснащением энергетических объектов в Ираке. Мы приехали с женой в Брюссель, но прочно здесь обосноваться удалось не сразу. Компания имела филиал в Багдаде, управляющий филиалом заболел, срочно требовалось его заместить. Мне предложили – я сказал: поеду. И отправился с женой в Багдад. Пока мы там жили, родилась наша первая дочь, Елена.
- Первая – но не последняя?
- Потом двое сыновей – Александр и Николай.
- Всем троим вы дали русские имена. А могли дать английские, итальянские...
- Дорогой мой, возможно, это не совсем уместно в наше время, но я все-таки имею фамильную гордость, поэтому не мог допустить, чтобы мой сын звался, к примеру, Джон Друцкой-Соколинский. И жена со мной была согласна. Еще вот что я вам скажу: моему старшему сыну скоро 50 лет, у него трое сыновей, и как, вы думаете, он их назвал? Алексей, Никита и Илья.
- Сейчас вы станете меня уверять, что ваши дети знают русский язык, хотя их родина - Бельгия...
- Все трое, слава Богу, отлично говорят по-русски, всегда интересовались русской историей. Всем троим, пока они были детьми и подростками, я наказал: «Делайте что хотите, но каждый должен мне принести университетский диплом». Они этот наказ выполнили. Но никто не применяет в жизни полученные в вузах знания. Елена окончила в Париже престижный Institut d’Etudes Politique de Paris (Sciences-Po), а работает как менеджер в Американской фирме адвокатов Skadden в Брюсселе. Александр окончил юридический факультет Брюссельского Университета, гордо ко мне пришел со свертком под мышкой и говорит: «Вот, папа, мой диплом. Ты хотел – получай. Но я никогда не буду ни адвокатом, ни судьей». «А кем же будешь?» - «Художником». Он с детства проявлял способности к рисованию. Вот уже двадцать лет как он под именем Sasha Drutskoy малюет свои картины, и, слава Богу, успешно. Бывают не очень богатые года, но когда он продает, то продает хорошо. Надеюсь, его дети и внуки будут продавать его картины за миллионы. Николай после университета имеет две специальности - археолога и историка искусств, а работает в министерстве, занимается просителями политического убежища в Бельгии. По службе бывал в Москве.
- Русские люди, родившиеся в эмиграции, говорили мне в интервью, что их родители «сидели на чемоданах», мечтая вскоре вернуться в Россию, ибо не верили, что большевики долго удержатся у власти; поняв, что этим надеждам сбыться не суждено, завещали свою мечту детям и внукам. Примеры такого возвращения мне пока не известны. А вам?
- Какое возвращение, что вы! Даже речи не может быть. Все наоборот. Мир видит массовый исход из России здравых, компетентных, образованных людей, число которых, говорят, скоро сравняется с первой русской эмиграцией 20-х годов.
- В предисловии к отцовским мемуарам вы выражаете надежду на «здравое, достойное решение русского вопроса». В чем этот вопрос заключается и каким вам видится его решение?
- Если бы я мог вам точно и полно ответить, то был бы, вероятно, гениальным политиком. Под «здравым решением» я имел в виду историческую эволюцию, которая может произойти внутри России. На помощь со стороны ей рассчитывать не приходится, если не считать охотников до ее природных богатств...
- Вы, наверное, недра имеете в виду?
- К сожалению, другого богатства Россия за двадцать лет нового режима не скопила. Торгует газом, нефтью, металлом. Кто в мире покупает русские автомобили, русскую электронику, обувь, одежду? Ничего этого с маркой «Made in Russia» не существует на рынке!
- Ну, не все сразу. Может, стоит помечтать о грядущих временах, когда дети бывших изгнанников России захотят быть полезными родине предков, поедут туда, чтобы применить свои знания, полученные на Западе...
- Мечтать никому не запрещено, но сегодня надо быть большим оптимистом, чтобы поверить в реальность этой мечты. Перемены о которых вы говорите, при жизни моих внуков, может, и произойдут, но боюсь, что их это уже не будет интересовать. Они живут в другом мире. Может, хотя бы наездами станут бывать в России.
- А сами-то вы там часто бывали?
- Впервые ездил туристом в 1978 году в Санкт-Петербург, потом несколько раз с русскими эмигрантами.
- Это был приезд в свою страну или в чужую?
- Первый раз - в свою, безусловно. Помню ошеломляющее впечатление, которое я испытал, обнаружив, что все вокруг меня говорят по-русски! В следующие приезды чувство своей страны постепенно стиралось. Вроде мелочь, но когда видишь царствующую грубость в магазине, на улице, в общественных местах, невежество, даже хамство, чувствуешь себя ужасно. Скажу откровенно: я бы не хотел там жить. Чего ожидать от страны, в которой нет нормального правосудия?
- Не хочется заканчивать интервью на грустной ноте, поэтому спрошу еще: дворянский род Друцких-Соколинских откуда берет начало?
- Да будет вам известно, родоначальником Друцких-Соколинских, как и многих других знатных российских родов, был князь новгородский Рюрик. Мои далекие предки владели землями в Смоленской губернии, а это значит, что они несколько веков были под властью литовско-польских королей Гедиминовичей. К большому огорчению моего отца, в нашем роду даже были католики! Так сказать, чистых Друцких-Соколинских можно встретить в русской хронологии 15-16 веков.
- Княжеский титул вам помогал в жизни, вы его как-то использовали?
- Имеете в виду - к своей выгоде? Нет, никогда. Другое дело, что титул князя мне обеспечивал достойный прием в аристократическом обществе...
