Профессор Балакирская-Кац много лет исследует вопрос о том, что происходит в культуре и искусстве, когда в одной точке сходятся религиозные воззрения и масс-культ. Новая книга целиком посвящена исследованию советской мультипликациии как потаенного ареала произведений еврейской культуры. «Рисование за железным занавесом: евреи и золотой век советской анимации» называется она и о ней речь в нашем интервью.
- Как возник замысел книги?
- Мультфильмы играли огромную роль в моем детстве. У моих родителей в Перми, где я родилась и выросла, был маленький черно-белый телевизор, и программу «Детский час» я ждала весь день. Когда мы иммигрировали в 1979 году в Америку, то взяли с собой ленточный проектор и несколько пленок с мультфильмами, такими как «Ну, погоди» и другие. Моя мама прокручивала пленку, мой отец громко читал надписи под каждым кадриком, а мы смеялись над его подражанием мультяшным персонажам. Это мои самые счастливые воспоминания об Италии, куда мы приехали по дороге в Соединенные Штаты. Там всё вокруг нас было чужое - незнакомые и странные звуки, надписи, но когда в темноте на стене появлялись мои старые друзья - Чебурашка, Волк или девочка с варежкой – всё становилось иным...
Я думала, что мультфильмы остались в моем детстве, но однажды моя студентка из Туро колледжа - Лана Янкович – представила некоторые из тех советских фильмов, что я помнила, на семинаре в моем курсе «Евреи и СМИ». И поток воспоминаний захлестнул меня. Я начала снова, но уже совершенно с другой точки зрения, смотреть и читать о них, чтобы понять, что же я смотрела ребенком? Иногда случается, что мы отождествляем себя с персонажами, которых видим на экране. Но ведь Чебурашка был действительно мной!
Главный герой кукольного мультипликационного фильма «Чебурашка», выпущенного киностудией «Союзмультфильм» в 1971 году, – это «существо неизвестного происхождения»: отчасти - русский медведь, отчасти - тропический апельсин, и это ужасно путаное происхождение не позволяет ему найти место в жизни. Чебурашка прибывает в СССР в ящике с экзотическими импортными апельсинами. Апельсины из Яффо были единственным продуктом, который Советский Союз импортировал из Израиля в то время. Слово «апельсин» продавец овощей в мультфильме произносит с преувеличенным английским акцентом. Общественный деятель, ученый и публицист Герман Брановер вспоминает в своих мемуарах «Возвращение»: «Я помню, в ту зиму 1952-53 гг. апельсины из Яффо прибыли в продовольственный магазин, где работал дядя Наум. И он рассказывал, как сотрудники магазина работали всю ночь, чтобы уничтожить все бумажные обертки, в которые апельсины были упакованы».
Но вернемся к мультфильму. Обескураженный продавец овощей несет Чебурашку-апельсин в городской зоопарк - самое близкое по духу учреждение, в котором, по его мнению, может найтись место этому странному существу. В качестве паспорта зеленщик предлагает охраннику клочок бумажной обертки из апельсинового ящика. И вот ведь какое совпадение: официальный документ «апельсина» - бездомного и этнически-двусмысленного персонажа - напомнил мне наши паспорта, где в графе «национальность» было написано «еврей». Охранник возвращается с бездомным Чебурашкой и его иностранным «паспортом апельсина» и сообщает, что эксперт зоопарка не позволяет принять его на «научной» основе. «Нет, это не подойдет, - говорит он, возвращая невиданный апельсиновый паспорт. - Он не может быть классифицирован в нынешней научной системе». И такое не только в зоопарке. Чебурашку нельзя классифицировать нигде. Школьница Галя невинно спрашивает Чебурашку: «Кто ты? Может, ты какой-нибудь медвежонок?». Галя пробует уговорить Чебурашку отождествить себя с чем-нибудь русским, по крайней мере на символическом уровне, поскольку медведь является широко распространенным символом России. Сначала Чебурашка с надеждой смотрит на Галю, но затем его уши медленно опускаются и он тихо повторяет: «Может быть ... я не знаю».
Находчивый Крокодил Гена тоже пытается помочь Чебурашке обозначить идентичность, пытаясь найти его в толстом словаре: «Чай? Чемодан? Чебуреки? Чебоксары?». Но там, где Крокодил Гена надеется отыскать слово «Чебурашка», находятся вместо него совсем другие слова на букву «Ч» - исконные славянские продукты, русские географические названия и, наряду с совершенно несогласованным с ними, термин «чемодан» - предмет, ставший одним из символов иммиграции. Исключение «Чебурашки» и включение «чемодана» в русский словарь безусловно наполнено смыслом. В очередной раз не определенный никак «апельсин» остается научной странностью, которой нет места ни в зоопарке, ни в русском языке. Опечаленный, он подводит единственный разумный итог: «Значит, вы не будете со мной дружить». Так кризис самоопределения Чебурашки стал историей о моей жизни!
- Что удивило вас более всего в процессе работы над исследованием?
- Я никогда не думала о том, кто создавал мои любимые мультфильмы. Как и все дети, я их просто любила. Но как только я начала исследование, то обратила внимание, что многие аниматоры, стоящие у руля индустрии, были евреями. Оказалось, что советская анимация привлекла большое количество художников и техников еврейского происхождения. Студия «Союзмультфильм» оказалась много ближе к еврейской интеграции, чем любая другая культурная индустрия Советского Союза. И это было поразительно.
Серия мульфильмов про Крокодила Гену (мультфильм Романа Качанова, выпущенный киностудией «Союзмультфильм» в 1969 году) воплощала личные заботы творческой команды создателей, состоявшей ??почти полностью из говорящих на идиш евреев, потерявших свои семьи во время Второй мировой войны. Дизайнер Чебурашки Лев Шварцман, воспитанный в молодежной сионистской культуре Минска, после войны 1967 года сменил свое имя на Израиль, несмотря на официальную враждебность СССР по отношению к еврейскому государству. И он-то наверняка знал о культурной ассоциации между апельсинами и Израилем.
Статус Чебурашки как бездомного изгнанника наиболее ощутим в его отношениях с персонажем Крокодила Гены, который «работает» в том самом зоопарке, из которого Чебурашку выставили и запретили ему туда даже входить. Именно эта простая работа Крокодила Гены в зоопарке и привлекла режиссера Романа Качанова к работе над фильмом. «Вы можете себе представить крокодила, который работает в зоопарке крокодилом?!» - не раз повторял Качанов.
На протяжении всех серий мульфильма большое внимание уделяется невнятным социальным запретам, которые не позволяют Чебурашке быть собой - жить и работать «как Чебурашка». В одном из поздних эпизодов Чебурашка высказывает надежду на то, что когда он научится читать по-русски и окончит школу, он сможет работать в зоопарке со своим другом Крокодилом Геной. В ответ на что мудрый Крокодил Гена качает головой: «Нет, Чебурашка, ни за что. Никогда тебе не будет разрешено работать с нами». И когда Чебурашка невинно просит объяснить ему, почему, Крокодил Гена загадочно отвечает:« Ну почему «почему?». Они тебя съедят».
Чем больше я смотрела эти мультфильмы, тем больше видела, что в период, который считался непродуктивным и репрессивным для евреев и еврейских художников в частности, советским евреям-аниматорам удалось создать одни из самых выразительных еврейских фильмов в мире.
- У вас есть еще какие-то примеры?
- Да. Фильмом, который действительно потряс меня, была знаменитая «Сказка сказок» Юрия Норштейна (1979). Конечно, этот фильм выполнен в принятой стилистике официального реалистичного «советского искусства», но у него нет линейного повествования и, как представляется, он построен на глубоко личных воспоминаниях и ассоциациях. Идеология проходит фоном, а главное сфокусировано на индивидуальной психике художника. Фильм основан на памяти Юрия Норштейна о его послевоенном еврейском детстве, и в то же время это глубоко религиозный фильм. Глядя на то, как Норштейн использует свет, вы можете почувствовать дух, даже если вы атеист. Мне казалось невероятным, что фильм сделал не диссидент, борющийся с тоталитарным государством, и не еврейский художник андеграунда, тайно работающий в традициях «еврейского искусства». Нет. Это был художник, у которого в паспорте было написано «еврей», и он работал в центре Москвы на главной государственной анимационной студии «Союзмультфильм».
Норштейн использует ряд киноприемов, связанных с представлением о внутренней жизни человека, таких, как нелинейное повествование, искажения во времени, состояния сна, ассоциативное связывание объектов и сложные системы символов. Такие, как горящий свет, зеленое яблоко, запотевшие стёкла, мать, кормящая младенца, и материнская грудь, откуда капает молоко. Фильм сопровождает богатый звуковой фон – мелодии и шумы. Но главная особенность состоит в том, что фильм не вербальный: единственными узнаваемыми словами во всем фильме являются две версии популярной народной русской колыбельной песни «Серенький волчок», спетой матерью в начале фильма ребенку, когда мать кормит его грудью, и второй раз в конце фильма, когда песню поёт сам Серенький Волчок, чтобы утешить безумно плачущего украденного им ребенка.
- Что еще, кроме просмотра фильмов, вы делали в процессе работы над вашим исследованием?
- Я много смотрела, читала, сидела в архивах, ездила к кинематографистам в Москву, Италию, с некоторыми встречалась здесь, в Нью-Йорке. В Москве практически никого не осталось. Мне было интересно узнать, что бывшие советские аниматоры видели и, в общем, продолжают видеть рыночные отношения нового времени как ограничивающие их художественное производство больше, чем идеологическая цензура во времена СССР.
В РГАЛИ я многое узнала о фильмах - как сделанных, так и не сделанных. Из документов архива «Союзмультфильма» стало очевидно, что евреи были заняты на всех уровнях индустрии производства мультфильмов. Разрыв между государственной политикой и действительной студийной практикой создал условия для производства шедевров. «Союзмультфильм» защищал внештатными контрактами многих независимых художников. Персонал научился лавировать, работая с бюрократической системой студии, на которой они трудились. И всё это потрясло меня настолько, что я написала книгу.
Эта забытая глава в советской истории сегодня восстановлена и приоткрывает тайну обаяния советского мультипликационного кино - одного из самых богатых и творчески изобретательных культурных продуктов времен СССР, когда еврейские художники, занятые в предприятии, были не статистическим «меньшинством», а стояли в самом центре его создания.