Кроме них, ничего в залах нет. Единственная фотография – художник на скамейке – в самом конце. Такая скупость – верное обрамление для самих картин с их экспрессивной, пастозной, «кровоточащей» живописью. Но еще и намек на нищету, в которой прошла первая часть жизни художника – жизни, в которой для Сутина, кажется, ничего не существовало, кроме живописи.
32 полотна на выставке – это вся его творческая жизнь, но в одном, главном для него жанре – натюрморт. Пара пейзажей – ранний «Сите Фальгьер» (1916) и «Пруд в Шампиньи» из собрания Шмуэля Таца (1943), написанный за месяц до смерти, – это обрамление, биографическая «сноска». Сутин работал много, жадно, интенсивно, в том числе и в жанрах портрета (особенно в ранние годы) и пейзажа. Но натюрморт – квинтэссенция его стиля, его исканий, и самая прямая связь со старыми мастерами, у которых он учился и с которыми по-своему спорил.
Достаточно сравнить центральный шедевр выставки – картину 1925 года «Овежеванный бык» с луврским полотном Рембрандта с тем же названием. Сутин Рембрандта не копирует – он пишет с натуры. Старый натюрморт был ансамблем предметов и деталей. На полотне Сутина нет ничего, кроме окровавленной туши и густого синего фона. Никаких деталей, кроме оттенков краски и формы мазка. Эта почти абстракция, однако, излучает страсть, она говорит с нами с такой интенсивностью, что, кажется, мы видим жест, с которым краска брошена на холст, разделена ножом или размазана по нему пальцем.
Первые 20 лет Сутина прошли в Российской империи, сначала в еврейском местечке Смиловичи (теперь это Беларусь), потом в Минске, куда он сбежал, чтобы учиться в школе рисования (накануне за пристрастие к искусству он получил изрядную выволочку от отца и двух старших братьев, но мать тайком собрала денег, чтобы помочь), и с 1909 года – в Вильно. После трех лет в Школе изящных искусств – Париж, круг таких же нищих художников, жизнь в Сите Фальгьер (самая ранняя работа на выставке, 1916 г.), потом в «Улье» - рядом с Модильяни и Цадкиным, на левом берегу Сены, и долгие часы в Лувре. Он голодает, экономит на еде, чтобы купить краски, работает раздетым, чтобы не износить и не запачкать одежды, и, судя по ранним натюрмортам, предпочитает селедку (три рыбки и две вилки на мрачноватом натюрморте 1916 года).
Угроза оккупации Парижа (шла Первая мировая война) заставила его переехать на юг Франции, откуда он вернется с почти двумя сотнями картин. В 1922-м счастливый случай приводит к его дилеру Леопольду Зборовскому американского собирателя Альберта Барнса, который покупает сразу 50 работ Сутина.
Кажется, что финансовая стабильность и известность (он теперь работает в новой, более просторной студии, впервые удостаивается моновыставки, его картины начинают активно покупать и даже пишется и публикуется его первая биография) мало что изменили в его творчестве. Кровь, подвешенные тельца кур и индюшек, бычьи туши, принесенные из «чрева Парижа», - явная память из детства о местечковых шойхетах и впервые увиденной ритуальной гибели петуха (часто приводятся его слова о застрявшем в тот момент в горле крике), но и косвенная – о погромах и войне, которая напоминала о себе инвалидами на парижских улицах, о смерти – насильственной, несправедливой. Говорили, что он специально голодал перед тем, как начать работу: голод обострял восприятие.
Выставка состоит из четырех разделов: «Модернистский натюрморт» (здесь в основном ранние работы, в том числе и более традиционные и «теплые» натюрморты с цветами и фруктами), «Дичь», «Плоть» и «Жизнь животных», где доминируют работы 30-х годов – реалистические, и полные сострадания «портреты»: рыба, ослик, ощипанный гусь, овечка за забором. Угроза фашистской оккупации Парижа снова заставляет его уехать из Парижа, прятаться, переезжая с места на место. Бежать в США, как и на неоккупированный юг Франции, не удается. О больших полотнах не может быть и речи. Обострившаяся язва желудка требует немедленной операции, которую можно сделать только в Париже, и друзья организуют его тайное возвращение, прямо в госпиталь. Здесь он и умер в 1943 году в возрасте 50 лет. Его похоронили на монпарнасском кладбище. В кучке присутствовавших были Жан Кокто и Пикассо.
